Flugleiter ☻ »
01 окт 2011 23:38
Сказано – сделано. И, вот, мы с нашими 10 чемоданами выехали из отеля «Warwick» на Елисейских Полях, сели в лимузин, и отправились в “Bristol”. Шофер даже помог нам донести в холл нашу поклажу, а затем поехал назад в «Warwick». Мы отлично знали, что он – человек, нанятый фирмой грамзаписи, и он донесёт о нашем исчезновении. 5 минут спустя мы вытащили наши вещи из отеля, взяли такси и поехали на вокзал. Нам повезло: поезд в Германию как раз скоро отходил. Мы расположились в вагоне первого класса и через считанные минуты покинули Париж. В «Warwick» тем временем началась паника. Фирма грамзаписи была вне себя, в “Bristol” отправили людей разыскать нас. Те спросили на ресепшен, не живёт ли у них певец с тёмными длинными волосами. «Да,» - ответили им – «он живет здесь, в номере 23». Туда они неоднократно названивали. Бедные подосланные люди подсовывали кучу сообщений под дверь номера. «Дорогой Томас, блаблабла». А в том номере жил Энди Тэйлор из Duran Duran. Человек на ресепшен нас просто перепутал. В итоге музыкант объяснил по телефону, что произошла ошибка. Разумеется, фирма грамзаписи взбесилась.
В конце концов, телепередача прошла без Modern Talking. Для фирмы это была огромная драма. А мы с Норой были просто счастливы оказаться в поезде. Моё желание быть в спокойном и безопасном месте было настолько велико, что мне даже вспомнился телесериал «Schwarzwaldklinik», который снимали в Глоттертале, Шварцвальд. Мы с Норой приехали в Баден-Баден, взяли напрокат машину, и остановились в «Parkhotel Adler». Никто не знал где мы. Мои родители тоже были в растерянности. С фирмы грамзаписи им названивали и разыскивали нас. Только спустя 2 дня, когда я снова пришёл в себя и немного успокоился, и осознал, сколько мы наделали шуму, я позвонил своим родителям. Нора также рассказала обеим своим сёстрам что случилось, т.к. те уже готовились к худшему. Я объяснил своему отцу, что я вконец измотан. Что я не могу больше выносить этот стресс и постоянные разъезды. Когда Нора забрала меня из телестудии, я был совершенно опустошенным и не мог ни на что реагировать. Я мог бы сказать: «Нора, ты с ума сошла. Только тот факт, что Дезире Носбуш будет ведущей шоу, ещё не повод для ревности». Но мне в тот момент вообще всё было совершенно параллельно. Но это бы и не помогло. Я часто беседовал с Норой о её необоснованной ревности, и уверял её, как по-детски она себя ведёт. Но ничего не менялось.
Я однажды прочитал, что все те люди, у которых есть мысли изменить своему партнёру, невероятно ревнивы. Они оценивают других по себе, и проецируют свое поведение на своего партнёра. У меня в вопросах любви совсем другие установки, и я в любом случае не смогу предотвратить, если моя жена влюбится в другого мужчину. Даже если я буду сидеть рядом и контролировать её круглые сутки. Если вышеупомянутый тезис верен, это означает, что в любой момент могло случиться такое, что Нора полюбила бы другого? И означало ли это, что, раз она была уверена, что «такое» было возможно с ней, а со мной, разумеется, в 2 или 3 раза ещё «возможнее», и поэтому она не подпускала ко мне женщин? Полный абсурд, потому что это не случилось ни с ней, ни со мной. Но, к сожалению, это безумно нервировало, и мы постоянно дискутировали с ней об этом.
Своему отцу я сказал, что мы вернёмся домой через 2 дня. Он пообещал позвонить на фирму и успокоить их, но не говорить ни слова о том, где мы. Там разразился настоящий гром. Однако, никто не сказал ни слова о том, чтобы мне хоть немного помочь и в будущем мне выкраивать хоть немного свободного времени. Всё наоборот. Стресса становилось всё больше, также и между Дитером и Норой.
Плохие взаимоотношения и борьба за власть между ними двумя росли как на дрожжах, всё больше и больше, и никак не останавливались. Когда это тесто вываливалось из кастрюли, было уже непонятно, что делать сначала – подсчитывать ущерб или начинать ремонтировать.
Чем популярнее становился Modern Talking, тем больше набухало «тесто Дитера и Норы». Чем больше мы продавали альбомов, тем больше Дитер убеждался в собственной гениальности. Он часто словно отказывался признавать, что мы, как дуэт, ответственны за успех. Modern Talking должен был быть только его ребёнком. Нора этого, конечно же, не осознавала. Она хотела уберечь меня и обеспечить мне место на этой кухне. Чем меньше денег мне хотел дать Дитер, чем больше он всё склонял к своей пользе, тем яростнее сражалась Нора за то, чтобы он делился. Так они и стояли как на дуэли, а я между ними на поле боя. Конечно, тогда я был на стороне своей жены. Но на самом деле я никогда не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Я находил это опустошающим и изнурительным.
Конечно, можно было бы сегодня сказать, что Нора в известной мере виновата в распаде Modern Talking. Но и Дитера можно было бы сделать ответственным за это в равной степени, т.к. он постоянно подливал масла в огонь и своим неуклюжим поведением провоцировал Нору всё больше и больше. Для меня они одинаково виноваты в разрыве Modern Talking. Ошибка, в которой я должен сегодня признаться, был тот факт, что я удобно устроился. Я всегда находился вне этих споров Дитера и Норы. Если мне что-то не нравилось и я не хотел что-либо делать, я возвращался в «домик улитки», и позволял Норе улаживать это.
За что я до сих пор в обиде на Дитера, - это то, что он никогда не воспринимал Modern Talking как группу. Мы вдвоём сделали нечто великое. Мы построили совершенно фантастические карьеры. Миллионы людей были нам преданны, боготворили нас и нашу музыку, и с Modern Talking отлично проводили время.
Для Дитера это никогда по-настоящему не имело ценности. Мы никогда не были настоящей командой. Единственным другом, который есть у Дитера, вероятно, остаётся его банковский счёт. Для него в первую очередь считалось то, что Modern Talking приносил ему миллионы. Если у него пропадало желание делать что-либо, он вышвыривал это тут же. Для него, судя по всему, было совершенно всё равно, что думает фирма грамзаписи или наши поклонники. У него также никогда не хватало великодушия сказать: У меня отличные помощники, у меня отличные со-продюсеры и звукоинженеры. У меня отличные музыканты. От него этого никто никогда не слышал. Нет. Для него это было так: Я – лучший продюсер, я - лучший в студии, я – лучший композитор, и в любом случае, самый главный. Самый большой враг Дитера – это его эго.
Я устроен по-другому. У меня нет таких проблем с эго. Я зарабатывал безумное количество денег и продолжаю их зарабатывать. Но мне для этого не надо быть «больше, чем сама жизнь». Дитер просто не понимает, что человек тем круче, чем больше хорошего он делает другим, и тогда приходит успех. В одном интервью он однажды сказал, что он меня «принудительно сделал миллионером», я на это ответил: «Да, правда, но и я его тоже». Мы оба были в равной степени ответственны за успех Modern Talking, почему он не может этого признать? Дитер выжимает людей как губку, он забирает у других энергию, только чтобы самому ярче светиться. Только главное созвездие должно и само излучать энергию. Я не могу ожидать, что буду любимым другими, только потому, что я получаю эту любовь – я также должен ее и отдавать взамен. Я не удивлюсь, если его отношение ко мне и к другим людям однажды оставит его покинутым, старым и одиноким человеком.
После исчезновения из Парижа, фирма грамзаписи мне серьезно сказала, что если еще раз это повторится, я буду должен выплатить весь огромный ущерб от этого, и, конечно, я должен был строго придерживаться условий своего контракта.
Какое-то время спустя произошло следующее: мы получили запрос на одно ТВ-шоу в Париже, которое должно было состоятся спустя всего два дня, чтобы на нем представить наш новый сингл. Кроме квартиры в Кобленце, у меня еще была квартира в Берлине, в которой я, как раз, и был уже неделю с нашей афганской овчаркой Принцессой и нашим персидским котом Неро. Я согласился на телепередачу и сказал фирме грамзаписи, что сначала поеду на машине в Кобленц, чтобы отдать своих животных домработнице. Фирма грамзаписи насторожилась, потому как они уже отлично знали о печально известной непунктуальности Норы, они не хотели, чтобы я ехал на машине. Но что же мне было делать со своими зверями? Я не мог их оставить одних в Берлине, и так звукозаписывающая компания предложила нанять для меня Learjet, чтобы я мог привести животных оттуда в Кобленц, а затем дальше лететь в Париж. Всегда случаются такие ситуации у артистов в самые плохие фазы их карьеры, которые становятся скандально известными. Фирма заказала самолет, а потом это выглядит как «он требует лететь только на частном самолете». Я принял предложение и мы с Норой и Петрой Шуманн, кошкой и собакой поехали в аэропорт. Пилот не пришел в восторг: Животные не полетят в самолете. – О, Боже, теперь-то что случилось? Я стал нервничать. Мы поговорили с пилотом и он рассказал нам, что за неделю до этого он вез йоркширского терьера американской певицы Эрты Кит, и который обблевал весь самолет, и поэтому он никаких животных больше везти не хочет. Петра успокоила его и мы смогли улететь. Мы прилетели в Кобленц, сдали животных и хотели лететь дальше, но тем временем опустился туман и наш вылет задержали. Плохая погода – это всего лишь плохая погода, и непунктуальная Нора тут уже не при чем. Мы смогли улететь только через два часа. После приземления в аэропорту Шарля де Голля в Париже мы сразу поехали в направлении телестудии. Когда мы туда приехали, настроение там у всех было на нуле: «Что случилось? Почему так долго?» Режиссер уже ждет целый час репетицию! – «Простите», - сказал я, - «но из-за тумана мы не могли вылететь вовремя». Режиссер не поленился осведомиться, являлось ли то, что я сказал правдой или нет. Да, я сказал правду, и туман есть туман. Дитер и я отправились на репетицию, но тут – новый повод для злости: Дитер забыл свою гитару в отеле и репетировал с каким-то инструментом, который ему дали взамен, но он хотел играть только на своей во время телешоу (хотя все равно планировалась фонограмма) и сказал ассистенту после репетиции, что теперь поедет в отель и заберет свою гитару «Как это? – закричал режиссер, - Сейчас уже половина шестого, а дорога в отель и обратно, включая пробки, займет по меньшей мере три часа, тогда передача в прямом эфире уже давно закончится». Это не помогло. Дитер чертовски хотел поехать в отель и забрать свою гитару, или хотя бы попытаться. И он уехал. Короче говоря, когда началась телепередача, Дитера, конечно, не было в студии, и режиссер вышвырнул нас из передачи. Мы с Норой поехали в центр Парижа, вкусно поужинали и в 23 часа вылетели на частном самолете обратно в Кобленц. Такие неприятности могут случиться с любой телепередачей, можно сколько угодно на них злиться, но они все равно случаются.
На следующее утро я позвонил на фирму, чтобы обговорить ситуацию. Я лишь хотел дать понять, что не только Нора и я могут доставить трудности, но еще и их любимый Дитер. Я рассчитывал на то, что ему устроят разборки, но шеф ответил мне: «Да ничего страшного, такое случается, таков уж он, этот Дитер». Я был ошарашен.
Через год и через еще двадцать миллионов проданных пластинок мир вокруг нас выглядел уже по-другому – уже не было девичьего восторга и безграничной дружелюбности весны 85-го, было только бизнес. Дитер начал продюсировать C.C. Catch, как открытый им проект. Нора и Дитер спорили при любой возможности. Дитер старался везде и всюду сорвать любую выгоду касательно Modern Talking, и она знала это. Речь в его сознании уже шла не о Modern Talking, а, в первую очередь, о предпринимателе Дитере Болене, и, конечно, Нора со своей ревностью обостряла все ситуации.
Я предполагаю, что Дитер не переносит сильных женщин – он этакий настоящий мачо. Я считаю, что в его глазах женщины, прежде всего, должны быть красивыми, стройными, но безвольными. Я имел удовольствие (и иногда несчастье) знакомиться с некоторыми из его подружек (конечно, не со всеми, просто потому, что их было слишком много), и каждый раз у него была одна и та же схема как все должно быть: сначала он заставлял девушку сузить ее круг общения с родителями и друзьями, затем настоятельно советовал избавиться от старого телефона, а потом давал ей новый номер, который он контролировал. К этому моменту девушка уже оказывалась полностью в его власти. Возможно, в этой цепочке было еще что-то. Говорить эти девушки могли в основном только тогда, когда Дитер им это разрешал.
А тут была энергичная, уверенная в себе Нора, которая постоянно с ним спорила. Довольно скоро Нора поняла, что Дитер Болен слишком язвителен – его манеры, его наглое поведение она находила ужасными. Первый настоящий скандал между ними двумя случился во время одного телевыступления Modern Talking – мы с Норой пришли к Дитеру в гримерку, он лежал на диване, мы вошли и сказали: «Привет, Дитер! Как дела?», на что он (я не уверен, шутя или нет) ответил: «Что еще за «Привет, Дитер»? С этого момента я хочу, что бы меня называли Самым успешным музыкальным продюсером мира». Я только закатил глаза и не счел нужным отвечать на очередную глупость, но Нора молчать не могла и совершенно спокойно ответила ему: «Послушай-ка, Дитер, мне совершенно все равно, как ты хочешь, чтобы тебя называли, для меня ты есть и остаешься жопой». Затем она развернулась и ушла. Дитер в тот момент потерял дар речи, что случалось с ним крайне редко. Разумеется, обида не рассосалась само собой, но Нора не особо раскидывалась подобными фразами, она была умной и быстро раскусила Дитера. Каждый раз, когда они оба оказывались в одном и тоже помещении нужно было подождать только две минуты, пока ситуация не раскалится. Нора была слишком сильной для Дитера. С ее самоуверенностью, казалось, она превращала его жизнь в ад. Только спустя много лет, я понял, почему эти двое так не могли ужиться – Нора и Дитер имели невероятно много общего в их характерах, и кто же захочет постоянно бороться со своим зеркалом? Кроме того, у них обоих был скрытый страх, что другой будет оказывать больше влияния на меня. Они оба хотели полностью завладеть мной. Дитер Болен хочет работать только с теми людьми, которыми он в известной степени владеет, и как только эти люди начинают показывать свой собственный характер и делать что-то вопреки ему, может случится такое, что они вылетят в окно. И это тоже характерно для Норы.
Следующая большая история случилась с золотой цепочкой с подвеской «NORA», которую я носил во времена Modern Talking. Даже сегодня, спустя более 25 лет, меня постоянно о ней спрашивают. Все это задумывалось всего лишь как шутка, чтобы позлить Дитера. На цепочку нас вдохновил Удо Линденберг, который когда-то произвел фурор своим непропорционально огромным ремнем из черной кожи, на пряжке которого большими серебряными буквами было написано «PANIK». Мы хотели сделать NORA-ремень. В то время мы с друзьями были на юге Франции и лежали у бассейна. Мой товарищ сказал: «Ремень – это глупо, сделайте лучше цепочку, на которой будет написано «NORA». Идея пришлась нам по вкусу, и мы позвонили нашему ювелиру в Кобленце и дали ему задание сделать такую цепочку. Это должно было быть сенсацией, а не какая-нибудь маленькая золотая подвеска, которые носят девочки, а по-настоящему огромная цепь – таковой ее и сделали. У Modern Talking намечалось выступление в передаче «Auf los geht’s los» с Йоахимом Фуксбергером – мы и подумать не могли, что эта золотая цепочка (стоимостью около пяти тысяч марок) так взорвет СМИ. С того момента в каждой газетной статье о Modern Talking или обо мне цепь была центром обсуждений. Каждый журналист пытался выдумать какую-нибудь историю, связанную с цепью: чаще всего попадались варианты, что Нора настояла на этом и повесила ее на меня. Мы почти лопнули от смеха. Конечно, мы не намеревались делать цепочку центром внимания, я носил эту замечательную вещицу до 1990-го года, и с тех пор она лежит в моем банковском сейфе. Дитер полагал, что Нора манипулировала мной одним взглядом на него и на фирму грамзаписи, но фирме было все равно, какой промоушн я делаю себе сам. Я думаю, что Дитер просто хотел большего, он хотел полностью меня контролировать, и, наверное, он также хотел, чтобы я бесконечно восхищался им, но я этого никогда не делал. Прости, Дитер, но тогда с Норой, или сейчас без нее, ты очень далек от того человека, которым бы я мог восхищаться, или которым вообще кто-либо мог бы восхищаться.
Фирме грамзаписи удобно расплачиваться раз в полгода. Нашими «днями зарплаты» были всегда март и октябрь. Надо это себе представить так, что, например, деньги за сингл, проданный в феврале в Португалии, к 30 июня будут перечислены в Германию, в свою очередь к 31 декабря они достигнут фирмы, и в марте следующего года я получу деньги. Пожалуйста, не надо сейчас включать логику, это происходит именно так. Итак, я ожидал свой большой чек в марте 1986 года. Когда я обнаружил его в почтовом ящике, я открыл его влажными от пота руками. Конечно, я знал, что я заработал кое-что, и что проданные за рубежом пластинки, наконец, должны принести свои плоды. Я открыл конверт с фирмы грамзаписи, вынул чек и офигел: 250 000 марок.
Многие из вас помнят рождественский фильм «Прекрасный пункт» с Шеви Чейз, которая ожидает вознаграждения, а вместо этого получает членство в клубе. Так же было и у меня, когда я держал в руках тот чек. Этого просто не могло быть. Я 14 месяцев колесил по всей Европе, каждую секунду находился под пристальным наблюдением, боролся с эгоцентристом и ревнивой женой и получил за это всего 250 000 марок! Мне нужно было сперва присесть.
Так, хорошо, с ревностью моей жены фирма грамзаписи ничего поделать не могла. Но я позвонил бухгалтеру и рассказал о своём недоумении. «Господин Андерс, нет-нет-нет, Боже упаси, ещё столько денег на подходе, мы тут всё ещё раз посчитаем и пересчитаем, не беспокойтесь» - были его слова.
Но я беспокоился, и как! Я был в замешательстве и хотел это всё исправить. По вечерам мы с Норой сидели вместе и обдумывали, что тут можно поделать. Мы задавались вопросом: Будет ли прямо сейчас разрыв Modern Talking неверным решением или мудрым поступком? С каким новым продюсером я бы хотел работать, если мы с Дитером разойдёмся? Мы обдумывали это, и я рассказал Норе, что я давно хотел бы поработать с Джеком Уайтом. Нора посчитала эту идеей классной и сказала: «Давай-ка я утром кое-что придумаю». На следующий день она разузнала, где сейчас околачивается Джек Уайт и как к нему подкатить. Джек тогда жил в Лос-Анджелесе и Мюнхене и как раз тогда у него был хит №1 с Пиа Задора и Джермейном Джексоном «When The Rain Begins To Fall». Тогда же у него был ещё один мировой хит «Self Control» с Лорой Брэниган, а ещё он продюсировал Барри Манилоу. Джек был успешнейшим немецким продюсером. Таким образом, Нора позвонила в мюнхенскую студию Джека и спросила: «Добрый день, это Нора Андерс, могу я поговорить с господином Уайтом?» - «Нет, г-н Уайт как раз сейчас продюсирует», - ответили там. «Хорошо, но когда будет перерыв, передайте ему, пожалуйста, что Нора Андерс хотела бы сделать ему деловое предложение». «Извините, пожалуйста», - нервно ответили оттуда, «я Вам уже сказал, что Джек Уайт продюсирует, и этот процесс может длится днями и ночами». «А теперь Вы извините», не унималась Нора, «я тут не автограф у него прошу. Скажите ему, пожалуйста, что я жду». Прошло несколько минут, пока в трубке не зазвучал голос: «Да, привет?!» - «Здравствуйте, господин Уайт, меня зовут Нора Андерс, и мы хотели бы с Вами поговорить. Мой муж хотел бы, чтобы Вы были его продюсером». – «Этого многие хотят», был ответ, «как вас зовут, ещё раз?» - «Нора Андерс». – «Та самая Нора Андерс? Жена Томаса Андерса?» - «Да, именно та самая». - «Когда мы сможем встретиться?», спросил Джек. Два дня спустя мы с Норой полетели в Берлин и встретились с Джеком Уайтом в его элегантном белоснежном бюро. Мне это очень понравилось. Когда год спустя я сам сделал себе бюро в белых тонах, я вспоминал о той встрече с Джеком.
Джек выслушал мою проблему, вставив в мой рассказ пару вопросов. После того, как я закончил с рассказом, он поразмышлял пару минут и сказал: «Дорогой Томас, у тебя золотой голос, но и я не могу тебе обещать, что как отдельный артист ты будешь иметь такую же успешную карьеру. Твоя проблема в другом. Тебе нужен сильный адвокат, который организует тебе выплату всего того, что тебе причитается».
И что теперь делать? Я прихожу к Джеку Уайту, продюсеру моей мечты, а он говорит об адвокате, который уладит все неприятности? «Да, но у меня нет таких адвокатов», коротко ответил я. «Позволь мне», сказал Джек и потянулся к телефону.
«Привет, Аксель, дружище, как поживаешь?» После небольшого разговора Джек перешёл к делу. «Аксель, у меня тут сидит Томас Андерс из Modern Talking, и я думаю, что его надувают. Ты не мог бы взглянуть на его контракт? Я думаю, это важно». Джек посмотрел на меня и спросил: «Завтра, 14 часов, Мюнхен?». Я кивнул. Мы с Норой на следующее утро полетели из Берлина в Мюнхен и встретились с Доктором Акселем Мейер-Вёльденом. Мне было известно только его имя, и что он являлся адвокатом, среди прочих, Бориса Беккера и Петера Маффэя. Ассистентка проводила нас к нему в кабинет. То, каким он выглядел внешне мне понравилось, динамичный, ослепитильно позитивный. После небольшого приветствия мы перешли к делу. «Господин Андерс», спросил он, «Ваш контракт при вас?» Я подтвердил и отдал ему бумаги. «Дайте мне четверть часа, чтобы я мог пробежать его глазами», заявил он и уселся за своим письменным столом. У нас с Норой было время рассмотреть его кабинет, т.к. мы не хотели разговаривать, чтобы не отвлекать его. Это был большущий кабинет, продуманный, сделанный качественно. Антиквариат соседствовал с современной классикой.
«Господин Андерс», сказал он, взглянув через свои очки для чтения, и держа контракт в руке, «то, что я тут вижу – это нормальный контракт для новичка. Таковым Вы больше не являетесь. Существует такая процедура как пересмотр контракта, учитывающий уровень продаж. Я Вам скажу прямо, что могу гарантированно добыть для Вас много денег. Сколько точно – я не могу сказать. Мой гонорар будет выплачен мне после утверждения суммы Вашего нового контракта. И теперь Вам решать, доверите ли Вы мне представлять Ваши интересы».
Тысячи мыслей вертелись у меня в голове. Что делать? Я не знал этого человека. Его рекомендовал Джек Уайт, у него были клиенты из числа сильных мира сего, и он производил абсолютно серьёзное впечатление. Но как это всё должно выглядеть? Он добудет мне деньги! Я должен ему довериться! Человеку, которого я знаю всего 35 минут. С другой стороны, какие у меня были альтернативы? Надо было думать раньше. Ведь человек не будет меня звать в Мюнхен, и после чашечки чая говорить, что всё в порядке, и желать мне удачи на прощание. Мне была неприятна эта ситуация и надо было что-то менять. Итак, Томас, теперь не облажайся – сказал я себе. «Окей, я доверюсь Вам», сказал я спокойным голосом, «пожалуйста, измените условия моего контракта». Я не мог поверить своим глазам: Др. Аксель Мейер-Вёльден порвал мой контракт и сказал : «Спасибо, господин Андерс, с этого момента у Вас больше нет контракта с Hansa. Вы больше не говорите с Вашим шефом и с господином Боленом, и Вы больше не будете записывать без моего согласия ни одной песни. Я свяжусь с вами в ближайшие дни, пожалуйста, дайте моей секретарше Ваши координаты и поставьте свою подписьв доверенности. Желаю Вам счастливо долететь домой».
Я был шокирован и потерял дар речи! Мы с Норой, запинаясь, промолвили только «Большое спасибо, господин доктор Мейер-Вёльден», и оказались на свежем воздухе.
На это я никак не рассчитывал. Что это вообще было? В самых смелых моих мечтах я не мог представить, что лишь одним действием обеспечу себе стабильное финансовое будущее. Я только думал: «Теперь всё кончено». Через пару дней позвонил мой новый адвокат. Он рассказал мне, что на фирме грамзаписи были в достаточной степени шокированы, что теперь он представляет мои интересы, и что, само собой разумеется, они теперь изменят мой контракт в лучшую сторону. Я ещё не знал, что конкретно это должно было означать, но его звонок дал мне хорошее предчувствие. Ещё через пару дней позвонил Дитер и спросил, что случилось. Я рассказал ему о своей ситуации, и как я познакомился с доктором Мейер-Вёльденом, что он произвёл на меня приятное впечатление, и что проценты с зарубежных продаж будут для меня значительно увеличены. Это было приятной музыкой для боленских ушей. Если для меня речь шла о бОльших деньгах, значит, и для него тоже. «Значит ли это, что и я могу так же?» - сразу спросил он. «Почему нет», ответил я, «я с радостью позвоню для тебя и назначу встречу». «Супер, давай», ответил он. Я позвонил доктору Мейер-Вёльдену, объяснил ему всё и он назначил нам встречу на следующей неделе. Итак, я сидел в том самом кабинете, что и 3 недели до того, с той разницей, что Мейер-Вёльден теперь изучал контракт Дитера. Всё это время происходил разговор, Дитер хотел знать у адвоката и то и это, например, можно ли взыскать деньги задним числом, можно ли включить в контракт оплату за его деятельность в качестве продюсера, и можно ли контролировать тот контракт, который он подписал с музыкальным издательством. Мейер-Вёльден отвечал на все его вопросы с высоты своих знаний, что заняло немало времени. Эта сцена и сейчас у меня перед глазами: я не должен многого рассказывать, но когда Дитер спросил, является ли даже этот разговор с адвокатом платным, Мейер-Вёльден аж подпрыгнул и резко закончил нашу встречу. Стили работы Болена и Мейер-Вёльдена были несовместимы. Я не слышал, чтобы этот «успешный» бизнес-союз продолжал иметь место. В случае со мной, наоборот, Аксель делал всю работу. Hansa/BMG должна была выплатить мне бесчисленные миллионы, а также сборы и проценты от продажи хитов тоже.
Когда я вспоминаю о том времени с Дитером Боленом, всегда в памяти всплывают маленькие эпизоды, например, этот: Мы с Дитером как раз занимались подготовкой рекламы нашего альбома. Мы встретились в Кёльне, где должны были дать совместное интервью в большой передаче. Журналисты задавали привычные вопросы: Что особенного в новом альбоме? Почему альбом называется именно так? Когда можно будет увидеть видео к нему? Когда будет тур? И так далее. Я приехал со своим шофером из Кобленца и встретил Дитера за кулисами телепередачи. О да, ещё издали я увидел, что у Дитера дурное настроение. Заранее не узнаешь что у него на уме. Да и даже в те редкие случаи, когда у Дитера было по-настоящему хорошее настроение, малейший эмоционально негативный всплеск мог мгновенно испортить ему настрой. Дитер как раз тогда решил бросить курить, и для него само собой разумеющимся было то, что спутница его жизни тоже не должна была курить. (Когда он хотел выпить шампанского, его девочки тоже должны были пить шампанское). Итак, тем вечером в Кёльне Дитер был не в духе, и у него не было никакого настроения для телепередачи и никакого желания отвечать на одни и те же вопросы. Часто бывает так, что фирмы, делающие телепередачи, не упускают шанс, когда у них перед камерой знаменитости. Они задают различные вопросы на актуальные темы, а потом продают эти кадры телепередачам. Ответы знаменитых людей появляются в различных теле-журналах, и речь в них часто идёт о разводах, новых романах, темах для бульварной прессы и новостях. И нас таким же образом спрашивали, есть ли у нас пара свободных минут. Ответ Дитера был полон негатива, а продюсеры порезали его на несколько коротких заявлений. Таким образом было смонтировано, что Дитер нервно хотел знать, кому он должен давать интервью, ему ответили – Францу Беккенбауэру. На что Дитер, якобы, ответил: «Кому? Первый раз слышу!»
Дитер известен своими легкомысленными высказываниями, должен признать, это бывает очень смешно. Как и у каждого человека, у него есть и хорошие, и плохие стороны. Когда у него были «хорошие» фазы, он был «вкусным» и умел развлечь – жаль, что случалось это нечасто. Однажды мы сидели с ним в зале, где вручали одну награду. Профессиональный боксёр Генри Маске вышел на сцену для произнесения своих хвалебных речей. Я не помню, какого именно артиста тогда чествовали, в любом случае, в речи благодарности содержалась история из «Маленького Принца» всемирно известного автора Антуана де Сен-Экзюпери. Именно это сложное имя никак не хотело даваться Маске. Он просто не мог его произнести без ошибок, у него постоянно получалось что-то вроде «Андоан Зэндубери». Публика посмеивалась. И Дитер, в своей известной манере, выдал достаточно громко, чтобы слышно было всем: «Если столько раз получить по кумполу, на лучшее вы тоже не будете способны!»
Modern Talking было не остановить. Наш успех не знал границ. Во всей Европе и во многих странах мира мы были на вершине. Только Великобритания сопротивлялась. Хотя «You’re My Heart, You’re My Soul» и был в местных чартах, но лишь как случайный успех. Дальше дело не шло. Поэтому на фирме грамзаписи особенно обрадовались, когда нам пришло приглашение на пару дней для промоушена в Лондоне. Для начала у нас было запланировано выступление на дискотеке в центре Лондона. Ни я, ни Дитер не пришли в восторг, потому что к тому времени у нас за плечами было уже столько ночных выступлений в дискотеках. Вместе мы пришли к решению, что МТ должен был быть успешным на танцплощадках и без наших выступлений там по ночам. Целый день Modern Talking занимался саморекламой, а вечером нам сказали, что мы должны поехать в один из клубов и спеть там 3 песни, потому что на следующее утро об этом должны написать в газетах. В действительности это было так, что мы в 3-4 часа ночи выступали бы в переполненном помещении, а хозяин положил бы много «капусты» себе в карман. Фимра грамзаписи нам также сказала, что на этом событии будут многие из важных медиа-людей Лондона, и что это выступление гарантирует нам попадание в английский top-10. Итак, мы отправились в Лондон!
В первый же вечер была запланирована дискотека, а на следующие 2 дня интервью для различных журналов, газет и радиостанций. Дитер, его тогдашняя пассия, Нора и я поселись в отеле, а затем поехали на дискотеку. Наши костюмы уже ждали нас в подвале клуба, и у нас ещё оставалось немного времени до нашего выхода, и мы пошли наверх. Это не было проблемой, нас там никто не знал и мы спокойно могли раствориться в толпе. И вот, мы стояли там, пока не пришла Нора, уперев руки в бока: «Скажи-ка, Томас, тебе ничего не бросается в глаза?» - «Что ты имеешь в виду?» - спросил я. «Ну, тут же одни мужчины» - ответила она. Я огляделся и спросил свою жену: «Да, верно, но что с того?».
«Эй, Дитер, тебе не кажется странным, что тут одни парни, и их тут около 1000?» - спросил я Дитера. «В самом деле?» - сказал он, «да, и что нам теперь делать?» «Как что делать? Надо спросить что тут происходит», ответил я. В этот момент на сцену вышел престарелый мужчина, которого очень тепло встретили, и начал читать книгу вслух. Modern Talking покинул дискотеку и пошёл в полном составе назад в подвал, в гримёрку. Там я спросил нашего менеджера, не мог ли он прояснить ситуацию, и вообще что там с нашей встречей с медиа-людьми? «Встречей с медиа-людьми?» - спросил он и начал хохотать. «Эй, парни, вы же на самой большой гей-вечеринке Лондона, и сейчас один известный гей читает со сцены свои мемуары. А потом – ваш выход».
«Я не могу в это поверить», сказал я Дитеру, который слега растеряно теперь стоял в углу. Конечно, я ничего не имею против гомосексуалов, даже среди моих друзей они есть, и это прекрасные люди, но когда меня хотят продать как гея, при этом заработать на этом деньги, я бы хотел по меньшей мере быть заранее предупреждён об этом своей фирмой. Взбешённый, я подошёл к нашему менеджеру, и сказал, что мы тут ни в коем случае выступать не будем. Этот чудесный человек в одну секунду переменился в лице. «You have to go there», заорал он и начал размахивать руками у меня перед лицом. «Я тогда стану дьяволом», ответил я ему сухо. «Ты пойдёшь туда и будешь петь свои сраные песни», крикнул он. Такого со мной ещё не случалось. Экспрессивный певец Джордж Майкл уже тогда был очень сложным, но мы к такому были непривыкшие. Тот тип впал в настоящую истерику и был на грани нервного коллапса. Я уже слышал, как ведущий объявлял публике: «Дорогие джентльмены, мы рады представить вам двух геев из Германии: Modern Talking».
Это было уже слишком! Нас уже объявили гей-парой и теперь мы должны были выйти и выглядеть перед публикой аппетитно. Менеджер прошипел: «нааа сцееенууу!». А я только холодно ответил: «Fuck you». Затем мы с Норой покинули дискотеку. И снова «оживший игровой автомат» показал своё лицо: фирма грамзаписи хотела получить компенсацию. Дальше было ещё веселее. Нора пошла в лобби нашего отеля к газетному киоску, чтобы купить 4 или 5 газет, которым мы на следующий же день должны были давать интервью. Поначалу киоскёр полностью игнорировал Нору. Но она снова попросила те газеты. «My Lady», ответил продавец, «зачем Вам эти газеты?» «My Lady, такие газеты продаются только в специализированных магазинах у Picadilly Circus, но уж точно не здесь». - «Что вы подразумеваете под специализированными магазинами?» - «Именно те, для гомосексуалов», был ответ. Это окончательно выбило у нас почву из-под ног. В тот же вечер я заказал нам билет на самолёт домой на следующее же утро. И Дитер тоже полетел обратно. Едва мы приземлились, естественно, посыпались звонки из фирмы грамзаписи с вопросами, как это мы позволили себе сорвать промо-кампанию в Англии. Мои аргументы там приняли к сведению, но Блуме намекнул мне, что для успеха можно и пожертвовать чем-то. Я только подумал: что это за сраный музыкальный бизнес!
Modern Talking перестал быть «милым». Хотя мы и были успешны, в сознании общественности начали происходить заметные изменения. Поначалу любимая юным поколением, наша музыка стала завсегдатаем баров для их родителей, а, значит, перестала быть крутой в глазах их детей. Но и успех был чрезмерным, больше, чем превосходная степень. Дитер уже исповедовал мантру «Какой великий Modern Talking, какой великий я»! В интервью мелькали такие его цитаты: «Мы на первом месте», «Я заработал платину», «C.C.Catch мегауспешна в чартах», «Мы хотим стать таким же великими, как ABBA», «Я написал заглавную песню для Tatort», «Я – самый великий продюсер Германии» и т.д. и т.п.
Дорогой Дитер до сих пор не понял, что опасная самоуверенность всегда подкрадывается сзади. Однажды публика накушалась его речами о том, как он крут и что весь остальной мир счастлив до тех пор, пока у него есть Супер-Дитер. Дитер не заметил, как сильно изменилось настроение:
В 1985м мы выступали в ежегодной телепередаче «Peter Illmanns Pop-Show» и были встречены восторженно. Сам Петер Илльманн заехал на электромобиле, украшенном более 50-ю золотыми и платиновыми пластинками, на сцену. Год спустя мы стояли на той же самой сцене и были безжалостно освистаны. Мы с Дитером тогда покидали сцену как обделавшиеся пудели. За кулисами нас встретили люди из фирмы и попытались успокоить: «Ах, да ладно, ничего там не было слышно, по телевизору заглушат весь этот свист и шипение». Но нет! Это не заглушишь, когда 5000 человек в Дортмундском Вестфален-зале свистят и улюлюкают. Наша звезда закатилась, и наш успех уже давно прошёл точку своего зенита. Мне это было больно до слёз.
И всё это время постоянно происходили «гонки на тёрках» между Дитером и Норой: оба хотели власти надо мной, оба хотели выяснить, насколько далеко это зайдёт. Дитер не позволял вмешиваться в вопросы бизнеса, Нора не позволяла вмешиваться в вопросы личной жизни. А я между этими двумя огнями.
Нора могла очень сильно действовать на нервы. Особенно хорошо у неё это получалось в вопросах вечного опаздывания. Когда я уже ждал её с собранными чемоданами, я слышал её голос с верхнего этажа: «Я почти готоооовааа» - и снова звук включенного душа. И это длилось ещё по меньшей мере полтора часа, пока моя жёнушка не была окончательно готова к поездке. Аааах!
В 80е гг. Modern Talking только однажды отправились в турне: а именно Турне «Формулы 1», которое проходило в крупных городах. У меня возникла идея пригласить для выступления на сцене двух бэк-вокалисток. Дитер находил эту идею классной ровно до тех пор, пока я не сказал ему, что это должны быть Нора и её тогдашняя лучшая подруга Ютта. Он вскипел от ярости. «Даже моей собственной жене или подружке нечего делать на сцене» - пояснил мне он. Он хотел запретить мне выпускать их обеих на сцену. Запрещать мне что-то – неудачная идея, потому что я всё равно найду аргумент в свою поддержку и сделаю это. Так же было и в тот раз, но обо всём по порядку.
С самого начала Дитер скрежетал зубами оттого, что шоу проходило «где-то в провинции». По крайней мере, для Дитера это выглядит так: есть только Гамбург, Гамбург, Гамбург, ну и ещё Берлин, Мюнхен, и ещё, возможно, Кёльн. Остальные немецкие города он считал провинцией. Вот и наше шоу проходило в Пассау, 6 часов езды от Кобленца. Начало шоу было запланировано на 21.30. Нора вышла из душа в 16 часов, пора ехать, ещё можно успеть. Но не тут-то было: Принцесса должна была поехать с нами (Кто такая Принцесса? – наша афганская овчарка), одну дома мы не могли её оставить. Итак, мы, а именно Нора, Ютта, мой друг Гидо, моя скромная персона и овчарка Принцесса, отправились в 16:30 на машине из Кобленца в Пассау. В целях напоминания: 6 часов езды, мы выехали в 16:30, а значит, приехать мы могли не раньше 22:30. Уже, мягко говоря, поздновато. Всё бы ничего, но только по пути из Кобленца во Франкфурт нас настигло 5 ливней, и быстрее 30 км/час мы ехать не могли.
Надо было действовать! Мы поехали в аэропорт Франкфурта, Гидо побежал в терминал, и купил там 4 билета первого класса (тогда он ещё был). Обе девушки, я и собака с чемоданом – к вылету. Сегодня это невообразимо: протащить в самолёт практически взрослую афганскую овчарку, но тогда было проще: т.к. Принцесса была чёрного цвета, я просто накрыл её своим чёрным кашемировым пуловером при прохождении регистрации. Взмокшие, мы сели в самолёт, Принцесса всё ещё была укутана в кашемир. Когда самолёт взлетел, это было облегчение: нас уже не могли выгнать. После того, как мы набрали высоту, начался «сервис на борту». Это не то, что сейчас, когда вам под нос суют какой-нибудь сэндвич и напиток. Нет, это была посуда из белого фарфора, 3 блюда, и, конечно, шампанское. Принцесса вела себя как заправская пассажирка, она была там, но вроде её и не было, однако, это продолжалось только до той поры, когда нам не принесли покушать. Этот аромат телятины под соусом из красного вина достиг её носа. Понятное дело, она хотела не только понюхать, но ещё и посмотреть, а ещё лучше, - попробовать эти вкусности. Она высунула морду из чёрного пуловера, и дотронулась ею руки бортпроводницы как раз в тот момент ,когда та, улыбаясь, приготовилась сервировать мне мой ужин. Эта сцена так и врезалась в память: стюардесса резко дёрнулась и заорала, тарелка, полная еды, полетела по салону, грохнулась в проходе, и все пассажиры до смерти перепугались. «Что это такое было, ради Бога?», завопила проводница. Я шёпотом: «Собака». «Как она тут оказалась?» - вышла она совсем из себя. «Э, у меня на руках», пояснил я ей, уже нормальным голосом. «Это запрещено! Собака должна покинуть самолёт», заявила она. Боже, подумал я, они что, задумали сделать из нашей Принцессы парашютистку? Я недоуменно посмотрел на неё: «как это собака должна покинуть самолёт? Мне с ней вместе выйти, или вы что предлагаете?» Я снова взял себя в руки и она посмотрела пренебрежительно: «Я Вам устрою неприятности из-за этого», пререкалась она. Я только подумал: «Милая девочка, у меня совсем другие заботы, мне через 3 часа надо быть на сцене в Пассау, и мы с тобой в любом случае больше не будем лучшими друзьями». С небольшим опозданием мы прибыли в Пассау. Шоу прошло на ура, но в тот вечер меня ненавидели уже целых два человека: та стюардесса и Дитер Болен.
Турне должно было закончиться в Мюнхене, в Zirkus Krone. Мне с Норой Дитер приготовил уж очень особенный сюрприз. Он был в ярости оттого, что в каждом шоу с нами на сцене были Нора и Ютта, две девушки, которые ничего не понимали в музыке, и были на сцене лишь для красоты. Тогда он отверг эту идею, однако, целых 12 лет потом делал то же самое с тогдашней спутницей жизни – Надей «Наддель» Абд эль Фарраг. Как говорится в пословице: «Если уже двое делают то же самое, это уже не одно и то же».
Всё же вернёмся к нашему Zirkus Krone в Мюнхене. До моего сведения было доведено, что для этого финального шоу Дитер нашёл двух совершенно неизвестных мне дам, которые тоже должны были бы стоять на сцене. Можете себе представить какое дурное предчувствие повисло за кулисами. Дитер настаивал, что обе дамы должны быть на сцене, я категорически отказывался. Обеим старлеткам было нечего делать на нашей сцене. Я сказал организаторам, что я не буду петь, если эти две леди выйдут с нами на сцену. «Тогда это будет стоить 250 000 марок ущерба», заявил мне организатор. Я посмотрел на него и совершенно спокойно сказал: «Пойдём-ка со мной в гримёрку». Мы пришли туда, я сел за столик и сказал Норе: «Дай мне чековую книжку и ручку». «Что ты собираешься делать?» - дерзко спросил организатор. Мой ответ был холоден и краток: «Я выпишу тебе сейчас чек больше, чем на 250 000 марок и отвали». «Ты не можешь, Томас, шоу должно состояться, пожалуйста!» заскулил он. «Тогда уберите «дамочек» и заприте их где-нибудь. Ты меня понял?», ответил я. Он кивнул.
Дитер и я начали выступление. Честно говоря, я даже забыл про тех мадам, но незадолго до окончания концерта две девахи выбежали на сцену и начали фривольно танцевать. Спасибо, это был уже перебор. Нора и Ютта развернулись на выход, и я ушёл со сцены посреди песни. Я поехал в отель, потому что снова был сыт выходками этой морды.
На следующий день у нас было запланировано выступление в Вене. Я знал, что мы ляжем спать поздно, поэтому попросил в отеле тихий номер, потому что мы хотели выспаться. Я не буду говорить, что тот отель считался одним из лучших в Европе, и такие пожелания были абсолютно обычными и без проблем выполнялись. Наш номер был воплощением мечты: 150 квадратных метров, огромная спальня, гардероб, и люковая ванная. И что лучше всего: окна выходили не на улицу, а на тихий внутренний двор. Мы уснули немедленно, но внезапно оглушительный шум порвал в клочья наш сон. Что это? Сколько времени? Я взглянул на часы: 7.45. Этого просто не могло быть! Я попросил спокойный номер, с окнами во двор, но в 7.45 меня будят. Я позвонил на ресепшн и пожаловался, на что мне ответили: «О, господин Андерс, нам очень жаль, мы совсем забыли, что в соседнем номере идёт ремонт. Само собой разумеется, мы остановим ремонт и продолжим после 9 утра» - сказал мне консьерж. «Да, какой смысл?» - ответил я, будучи в плохом настроении, - «сейчас я же проснулся, и это ничего не изменит, если я попытаюсь поспать ещё один несчастный час». Так как авиарейс был вечером, я попросил консьержа продлить номер хотя бы до 15 часов. «Нет проблем, г-н Андерс, само собой».
Пока я разговаривал по телефону, Нора уже была в душе – и это означало следующую катастрофу. «Эээ», - раздалось из душа, «я забыла свой апельсиновый ополаскиватель от Guhl. Позвони, пожалуйста, посыльному, пускай организует мне бутылочку». Я снова позвонил консьержу. Спустя 20 минут, когда Нора всё ещё была в душе, в дверь позвонили. Я должен пояснить, что мои волосы в то время были очень длинными и ещё я почти всегда сплю совсем без одежды. Таким образом, я вылез из постели, укутался в банный халат, и по пути к двери крикнул «уже иду». Я открыл дверь, и увидел перед собой посыльного, который производил впечатление, будто он работал в сфере обслуживания первую неделю. «Извините, Фрау Андерс, я не нашёл апельсинового ополаскивателя от Guhl, Фрау Андерс, но я принёс персиковый ополаскиватель от Rhyff, Фрау Андерс. Надеюсь, Фрау Андерс, Вас это устроит?»
Я не знаю, что на меня в тот момент нашло. Я совершенно точно не эксгибиционист, но просто посыльный сказал это «Фрау Андерс» слишком много раз. Я смотрю на него, распахиваю свой банный халат, громко кричу «Хосса!» и снова быстро закрываю его. Пока я вытаскивал из его руки персиковый ополаскиватель от Rhyff и низким голосом говорил «СПАСИБО», он стоял как истукан, в шоке от меня, и лепетал: «О, Боже мой, сегодня я точно встал не с той ноги, о, нет, мне так неловко. Я совсем не знаю что и сказать, мне очень жаль, Фрау Андерс, нет, Херр Андерс». – Да, мне тоже жаль! «Дааааааааааа», сказал я и закрыл дверь.
После завтрака мы с Норой слонялись по городу, мы хотели пойти по магазинам. Об утреннем происшествии мы снова могли уже вспоминать смеясь. У посыльного день был менее весёлый.
Когда в 14 часов мы снова пришли в отель, нас уже встречал менеджер. «Госпожа и господин Андерс, где в проппадали? Гост уже прехали.» (В тексте приведён австрийский диалект, что по меркам классического немецкого языка выглядит примерно также, как будет звучать в этом «неправильном» переводе на русский – Пер.) «Хээ, какие ещё гости?», спросил я. «Да, постоянныэ гост. Они остнавливаются в одном и том же номере уже 30 лэт» - ответил он. «Ну, так налейте им чего-нибудь в баре, мы уедем через час» - сказал я покачал головой. Они в этом проклятом отеле совсем с ума сошли?
Мы с Норой в ярости упаковали чемоданы, положив одежду, в которой мы поедем, на кровать, и пошли в душ. После этого, вытеревшись, совершенно голый, я пошёл в спальню, и что же я там увидел? Наша кровать уже была застелена, а по комнате бегала уборщица, судорожно наводившая порядок. «Быстро уматывайте», закричал я в своём «костюме Адама», «Немедленно вон отсюда!» Она уставилась на меня, а потом выбежала из номера в коридор с воплями: «Он меня облапал! Он меня облапал!» Я не знал, смеяться ли мне или от злости выкинуть телек из окна. Я совершенно потерял самообладание, что за дерьмовый день! Даю гарантию, что никогда в этом отеле больше не остановлюсь…
Успех Modern Talking, несмотря на мелкие неприятности, не прекращался. В то время Дитер написал для Криса Нормана песню “Midnight Lady”, которая на канале ARD в криминальном сериале “Tatort” стала заглавной темой. “Midnight Lady” взлетела с нулевого на первое место немецких чартов. Однажды Дитер при встрече заявил мне «Вот это, я понимаю, успех. Не то, что у Modern Talking. Я (опять это Я) вскарабкался на самую вершину немецких чартов». Когда вышел 5й сингл Modern Talking «Atlantis Is Calling», который также, словно ракета, взлетел с нулевого на первое место! И теперь речь шла не о «Я», а снова о «МЫ», Дитер И Томас. Виделись мы с ним только на выступлениях, промо-кампаниях в стране и за её пределами. Я находил ситуацию с Дитером невыносимой.
Однажды мы снова пересеклись с Джеком Уайтом, поговорили о прошедших годах, о личных делах. Джек упомянул вскользь об одной гадалке из Лос-Анджелеса, Карен Пэйдж, которую он знал, и чтобы мы договорились о совместной встрече в Мюнхене: Карен тоже должна была быть там, и хотела со мной поговорить. Но о чём? О дальнейшей карьере Modern Talking? О том, что у нас будут ещё большие хиты? Каким она видела моё будущее?
Итак, мы с Норой посетили Джека в его доме в Грюнвальде; туда же приехала и Карен. Не надо представлять это себе как что-то мистическое и таинственное, не было никакого хрустального шара и никаких благовоний. Всё было «обычно». Карен попросила у меня золотое украшение, которое я долго носил, взяла его в руку, около минуты собиралась с мыслями и начала говорить. Она спросила меня, что в тот момент для меня было наиболее важно. «Карен, я хочу знать, должен ли я покинуть свою группу», выдал я. Я не хотел называть никаких имён и названий, вопрос был очень нейтральным. «Что значит – покинуть группу?», был ответ. «Я имею в виду, должен ли я порвать со своим партнёром. У нас есть успех, но в личных отношениях мы друг друга не понимаем. Что мне делать?» - хотел знать я. «Ты с ним не порвёшь», ответила Карен. «Это он порвёт с тобой!»
«Как это он порвёт?» Я спросил ещё раз, потому что решил, что мой английский недостаточно хорош, и возможно я что-то не так понял. «Он порвёт с тобой», повторила она. Я снова: «Карен, это ведь я – певец дуэта, он пишет и продюсирует песни, и это Я недоволен. Имеет ли мне смысл пойти новой дорогой в плане музыки?» «Я говорю тебе ещё раз», сказала Карен совершенно спокойным голосом, «он уйдёт. Он организует новую группу, в ней будет женщина».
Этого я никак не ожидал. Этого не могло быть. Дитер сделает новую группу? С женщиной? Я всегда подозревал, что эти «гадалки» какие-то фантазёрши и шарлатанки, которые попадались на пути. Ничего личного, Карен, но ты ошибаешься. Даже у гадалок бывают неудачные дни, подумал я. После этой встречи снова настали трудовые будни, про предсказание я и думать забыл, и ни секунды не вспоминал больше о Карен Пэйдж.
Наш альбом «Romantic Warriors» и сингл «Jet Airliner» достигли в Германии соответственно 3го и 7го мест в чартах, Modern Talking снова был на гребне успеха.
После летнего отдыха на очереди была запись новой продукции. Это был наш уже шестой альбом, и процедура была отработана: Дитер пересылал мне магнитофонные кассеты с демо-песнями домой (такие кассеты давно стали легендой из прошлого). На кассетах содержались сделанные на компьютере барабаны, и дорожка с клавишными. Если у него было время, возможно, ещё и бас-партия. Всё остальное было вытьём его квакающего голоса, или просто словами «здесь должно быть гитарное соло». Да какая разница, я привык за эти годы к стилю работы Дитера. Только вот радость от этой совместной работы растерялась где-то по дороге.
В сентябре 1987 г. у меня выдался свободный вечер дома и я захотел посмотреть новое телешоу «Что, если?» с Верой Руссвурм и Гансом-Юргеном Боймлером. Я не отношусь к классическим телезрителям, которые часами не отрываются от экранов; у меня всегда под рукой пара газет с телепрограммой, и я включаю телевизор только целенаправленно, когда меня что-то интересует. Так было и в тот вечер. Вера Руссвурм начала передачу и заговорила о мировой премьере: «Тут у нас Дитер Болен, со своей новой группой Blue System и песней ‘Sorry Little Sarah’». Три парня и одна девушка!
Вот так Карен! Невероятно! Она это предвидела, а я не имел ни малейшего представления. У меня за спиной Дитер просто основал новую группу, Modern Talking для него перестал иметь смысл. Совместная деятельность между Томасом, Дитером, Норой и фирмой грамзаписи просто разлетелась в разные стороны, как разные полюса магнита. Тогда я был очень разочарован и… опечален.
Я поговорил с Гансом Блуме, а он был добрым и умным человеком. Мы с ним никогда по-настоящему не были близки по духу, наверное, в силу моего возраста. Мне было немного за 20, ему около 55. Я был полон сумасшедших идей, он был солидным бизнесменом. Но у него было доброе сердце. Я позвонил ему и сказал, что продолжать Modern Talking просто бессмысленно теперь. По контракту нам полагалось выпустить ещё только один альбом, и я хотел его сделать, но после этого – конец. Не разрыв, а лишь пауза, чтобы мы все могли попробовать себя в чём-то новом, и Дитер и я. Тем более, что Дитер уже дал старт своему новому проекту. Я тоже хотел начать снова свою сольную карьеру.
Ганс Блуме нашёл эту идею с паузой очень хорошей. Ведь, если не разрывать отношения, не будет причины делать и comeback. Со всеми заинтересованными сторонами, и Дитером тоже, было обговорено, что наш следующий альбом всё же будет выпущен, а после этого мы возьмём паузу. В октябре я спел песни для «In The Garden Of Venus» и в первый раз, в начале ноября, полетел с женой в США на пару недель.
Первую неделю мы с Норой прожили в Нью-Йорке и были потрясены: что за город! Что за жизнь! И сегодня для меня Нью-Йорк остаётся единственной всемирной столицей. Там есть всё, каждая культура, каждая религия. Весь мир в одном городе. Затем мы полетели в Лос-Анджелес, и сразу почувствовали полную противоположность бизнесу NYC, этой суеты людей с 5й Авеню, женщин в деловых костюмах и на каблуках. Нет, Лос-Анджелес означал: Go with the flow, положись на течение. Солнце и кабриолеты Rolls-Royce. Пойти сегодня на пляж или по магазинам? Где находится самая красивая солнечная терраса, где бы можно было заказать ланч? Бизнес здесь выглядит свободным духом, это другой мир, разделённый с Германией 10000 километрами. Мы жили в ЛА в “Pink Palace” и “Beverly Hills Hotel” на Sunset Boulevard.
Я наслаждался этим миром. Никто не знал меня, и я мог не бояться, что прочитаю в киоске заголовки газет про Modern Talking, в которых только оскорбления в мой адрес. Или что я услышу дебильные комментарии про себя на автозаправке. Я выходил из отеля, садился в машину с шофёром, и был всего лишь одним из состоятельных постояльцев.
Не прошло и двух дней в Лос-Анджелесе, как поздним вечером в нашем номере отеля зазвонил телефон: моя секретарша Астрид из Германии. Разница во времени между Калифорнией и Германией составляет 9 часов. В ЛА было 23 часа, в Германии уже 8 утра.
«Yes, hello?», ответил я по телефону. «О, доброе утро, Астрид, как дела?» - «У меня-то хорошо, но вот передо мной лежит свежая газета ‘Bild’». «И?», ответил я в предвкушении. «На первой странице заголовок: ‘Дитер Болен объявил, что с Modern Talking покончено’», ответила она. Я онемел.
Что за жалкий подход. У Дитера не хватило смелости поговорить о разрыве со мной лично. Трус неслучайно выждал время, чтобы меня эта новость настигла через 9 часов в Лос Анджелесе, чтобы я не смог сразу отреагировать на эту статью в ‘Bild’. Разве мы неясно договорились, что с Modern Talking мы берём паузу, и насчёт разрыва мы не были тогда уверены. Почему Дитер пошёл наперекор принципиальному соглашению? После разговора с Астрид, я взял трубку и позвонил Дитеру. «Дааа», услышал я северонемецкий протяжный говор. «Привет, Дитер, это Томас», сказал я. «Это что ещё за сегодняшнее сообщение в газете?»
«Ах, знаешь», ответил он, «я просто хотел сказать газете ‘Bild’, что у меня больше нет желания работать с тобой, и что ты пятая точка». На это я ему лишь ответил: «Знаешь что, Дитер, если мы с тобой сейчас вот так открыто и откровенно друг с другом говорим, я тоже тебе кое-что хочу сказать: в моих глазах ты – самая большая пятая точка, которую я когда- либо видел» и повесил трубку. Всё! С меня довольно! Никакого Modern Talking больше! Никакого Болена! Никакой фирмы грамзаписи, никаких встреч! Никакого цыканья моей ревнивой жены!
На следующий же день я позвонил на фирму, и мы обговорили дальнейшие действия. Я не хотел больше видеть Дитера и встречаться с ним во время съёмок нашего следующего видеоклипа. И уж конечно я не хотел изображать то, что мы с ним лучшие друзья, что особенно любила фирма. Никакого больше Дитера.
Последний сингл Modern Talking назывался «In 100 Years», и мы снимали видео к нему в Мюнхене, в Bavaria-Studios отдельно друг от друга! Всё было организовано таким образом, чтобы мы с Боленом никак не пересекались. Каждый из нас снимался в разные дни, а сцены потом монтировались на студии в единую последовательность. Спасибо удивительному миру техники!
С тех пор я не видел и не говорил с Дитером Боленом до 1993 года.
My-aviation.ru